Минотавр и я - Илона Якимова

Чиновник (восхищенно, со спортивным сожалением). Роскошный экземпляр! (Опомнившись.) Приятного времяпрепровождения, принц!

Уходит.

Тезей в задумчивости присаживается на край чиновничьего стола. Фолианты ему мешают, досадливым жестом он скидывает их на пол, они рассыпаются на листочки. По щиколотку в бумажной листве, он сумрачно спускает сквозь зубы ругательство.

Где-то совсем рядом в ответ раздается сдержанный детский смех. Тезею под ноги выкатывается цветной мячик. Тезей оглядывается, подбирает его, подкидывает на ладони, рассматривает.

Тезей (задумчиво). Где-то в этой тюрьме есть ребенок…

Сцена 2

Поочередно входят Зеленый, Синий и Красный.

Зеленый. Эй, слышали?

Синий. Вы слышали?

Красный. Слышали вы?

Зеленый. Доброго дня, любезнейшие… И вам, и вам! Слышали? Прибыл новенький!

Красный. Ну-ну… И как он?

Зеленый. Горяч. В регистратуре остались довольны, говорят – прелюбопытнейший экземпляр.

Синий (скучая). Не вижу, в чем фурор. Еще одно наивное дитя, отданное на съедение чудовищу… Наследник управится с ним в два счета, хотите пари? Цыпленок не успеет и пикнуть.

Зеленый. Судя по тому, что мне говорил мелочный торговец, цыпленок выше меня на голову, а в плечах шире вас.

Красный (всерьез заинтересовавшись). Породистый?

Синий. Да ну, я вас умоляю – гигант! Не на кулачках же ему с Наследником биться!

Красный (задумчиво). Не на кулачках, да… Однако же… когда-то еще привезут свежую партию рабов с континента.

Зеленый (шокировано). Рабов? С континента?!

Синий (насмешливо). А для вас это новость, милейший? Да-да, на континенте до сих пор в ходу такой анахронизм, как рабство. Да и у нас, что греха таить…

Зеленый (смотрит на него с явным сожалением). Континент – это мы…

Пауза.

Синий. Поздравляю. Только припадков имперского бреда нам и не хватало. Особенно теперь, когда нужно решить, что делать с парнем, который прибыл убить нашего принца. Последнего оставшегося в живых принца, напоминаю.

Красный (задумчиво). Высокий, сильный… Предыдущая партия была три месяца назад, но никто не пришелся ей по вкусу.

Зеленый (Синему). Послушайте, друг мой, рабство – не рабство, это, знаете ли, дурной тон и детские придирки, но ваша безграмотность откровенно шокирует. Континент – это мы. Я не хуже вас знаю недостатки отечественного общественного строя, но…

Синий. Рабов у нас нет?

Зеленый. Не путайте архаическое рабство этих полудиких племен с побережья и критский институт привлечения в государство сторонней рабочей силы.

Синий. Ах да, конечно.

Зеленый. Они даже принимают участие в мистериях наших религиозных культов.

Синий. В качестве мяса. Благородно.

Зеленый. Разумно, в первую очередь. Посмотрел бы я, как бы вы острили, если б вместо этих подростков нынче на ужин к Минотавру отправился ваш сын… Что, молчите?

Синий. Коренному критянину неразумно иметь детей.

Зеленый. Браво, ушли от ответа. Только пафос ваш неуместен. Где вы видели в Кносском дворце коренных критян? Вот он у нас (указывая на Красного) коренной – одна шестьдесят четвертая минойской крови…

Красный (внезапно очнувшись). Коллеги, а он красив?

Общая пауза.

Синий. О ком вы?

Красный (нетерпеливо). Ну, этот несчастный… Откуда он там, вы сказали?

Зеленый. Право, я не спрашивал, откуда. Он очень молод, сказали мне, потому пока не понять, красив ли. Его привезли как будто бы с Запада, с побережья.

Синий. С континента.

Зеленый. Дорогой мой, повторяю вам: континент – это мы. Мы, Крит – континент, материк, сердцевина моря, гегемония, если хотите.

Синий. Вы положительно спятили. Вы, зеленые, не в состоянии признать очевидного. Континент – это Черная Земля, Ливия, Киренаика, Финикия, Кария, Фригия, Фракия, Ахайя…

Зеленый. Формально – да. С точки зрения географии. И я уже не говорю о том, что эта точка зрения – ваша и географии – противоречит государственной. Но не в этом дело. Плотность земли – не в горной породе, а в людях. Что было в этом море до Крита? Дельфины и птицы. Первый Минос заселил это море кораблями и отдал его людям – и это было две тысячи лет назад. Клинья наших флотилий резали воду, как нож – теплое масло. Мы изучили пределы Ойкумены, как свои пять пальцев – да что там! – мы сами устанавливали эти пределы. Мы брали, где могли, по праву первых, слоновую кость, золото и рабов – да, тогда еще рабов – но взамен мы отдавали материку вино, масло и собственную культуру…

Синий. Культуру? Как бы не так!

Зеленый. Да, культуру. Мы даже отдали им древность наших богов – и племена этих варварских ахейцев, как смогли, приняли наш пантеон. Нельзя ж все-таки ждать от них слишком многого…

Синий. Конечно, нельзя… Мы резали их, как ягнят, их женщины носили наших детей – детей насилия, а красноватая кожа критских лучников, людей из-за моря, стала для них обликом смерти. О да, нам не было равных. Ахейцы тогда находились в младенчестве, они не знали тактики и дипломатии – ни искусства организованно убивать оружием, ни способности уничтожать интригой… Пусть вы правы – но вы помните Крит тысячелетней давности, вы смотрите в лицо давно угаснувшего народа. Мы перешли свой зенит и сами движемся к закату, к старческой слабости. От Крита осталась одна оболочка, словно от пустого ореха: она гремит, когда катится по ступеням лестницы – и ничего больше. Боги сыграют с нами ту же шутку, что некогда с ними; и когда придет наша смерть – мы не узнаем ее в лицо.

Зеленый (мягко). Вы отдаете себе отчет в том, что это государственная измена?

Синий. Бросьте. Вы, старый карьерист, ни за что не сдадите меня Минотавру. Не зря же пристроили к нам младшего сына письмоводителем.

Зеленый. Ну, это легко объяснить юношеским идеализмом подростка.

Синий. Ну-ну. Скажете это Наследнику. Когда он захочет вас прищучить, он не станет доискиваться причин. Не мне вам напоминать, что казна зачастую пополняется конфискацией имущества…

Зеленый. Но вы же знаете: я никогда не соглашусь на физическое устранение Минотавра. Зеленые – партия Наследника, партия вождя.

Синий. (глядя на него пристально). Даже такого, как этот?

Зеленый. Даже. Дом Секиры немыслим без Миноса, без Наследника – Минотавра. Царская власть – власть жреческая…

Синий (так же вкрадчиво). Жрец в силах общаться с богом, только когда бог общается со жрецом. А мы давно посылаем рабов вместо себя на жертву…

Зеленый. Не говорите мне об этом. Слышите? И даже не заикайтесь!

Синий. Помяните мое слово: свет и смерть придут с континента!

Уходит.

Зеленый. Нет, никогда. Если бы можно было устранить его… бескровно… сменить, ограничить во власти… Эх, Андрогей… Главк… несчастная осиротевшая страна!

Уходит.

Красный (до этого проведший все время как бы в задумчивости, вдруг приходит в себя). Высокий… красивый… сильный…

Уходит.

Сцена 3

Тезей один, с мячиком в руке.

Тезей. Я катился, как этот мяч, как яблоко Гесперид… Что привело меня сюда, в самое сердце моря? Меня – от дедовских Трезен, от Элевсина и его мистерий, от Афинского акрополя, меня – потайного сына, внезапного наследника – к своей судьбе? И откуда я знаю, что она здесь, моя судьба? За тридевять земель от дома, среди смеющихся и поющих людей, в странном городе, в роскошном дворце, в рабском загоне для скота – между жертвоприношением и убийством? Клубок Мойры – что разноцветный мячик в детской руке: катится, заденет, повалит с ног…

Подбрасывает мячик на ладони, кладет его на выступ колонны, обходит помещение упругим шагом дикого зверя, осматриваясь. Становится посреди комнаты.

Тезей. Здесь все чужое, все не по-нашему, все наизнанку. Залы так широки, а я ощущаю давление стен. Где-то журчит вода, но поблизости нет ключа. Свет падает в толщу перекрытий через особые колодцы. Краски так ярки, что затмевают цвета дня. Я здесь один, но как будто слышу чужой шепот вокруг. И все так красиво, словно бы перед смертью… И всюду – быки, быки, быки…